Главная » Статьи » Скандинавия: обряды, обычаи, др. |
В каждом доме три последующих ночи Риг даёт совет, разделяет трапезу с парой, вновь даёт совет и ложится спать между супругами в их постель. Через девять месяцев каждая из женщин рождает сына, который является ярким представителем своего класса в отношении тела, формы, функции и имени: трое детей названы Трэль, Карл и Ярл, т.е. раб, свободный и ярл. Песня описывает тело каждого ребёнка, его работу, его супругу и детей. Вторая часть песни фокусируется на развитии одного ребёнка, юного Кона (Konr ungr: игра имени с титулом конунга, «короля»), и хотя Песнь о Риге неполная, можно ожидать, что юный Кон будет в итоге править социальным телом, описываемом в песне. Спектр физических форм Песни о Риге начинается с рабов (трэлей). Новорожденный ребёнок Трэль – чёрный, как лён (7.2). Когда рождается Трэль, его «кожа в морщинах была на руках, узловаты суставы, ... толстые пальцы и длинные пятки, был он сутул и лицом безобразен». Песнь даёт нам вид всего тела: от его длинных пяток до безобразного лица, все детали указывают на внутренние физические недостатки скелета: тело не поверхностно уродливо, оно искручено и изогнуто в своей сути. Изображение Трэля точно отражает картину раба или слуги, живущего близко или даже часто ниже минимального уровня жизни. Остеоартрит, наиболее распространённая болезнь в Средние века, калечила позвоночник и другие части тела, как и остеохрондит, или врождённый вывих бедра, вместе с другими болезнями костей и суставов, чьи последствия говорят как в описании супруги Трэля, так и некоторых перечисленных ниже именах детей. Тогда как изображения могут корениться в переработке, недостаточном питании и болезнях, которые были действительностью жизни раба, песнь предполагает, что искрученное, деформированное тело является физиологически естественным для членов класса, лишённого юридического голоса и ценимых преимщуественно за свою способность к физическому труду: Трэль обладает этой формой как ребёнок, который, конечно, не имел достаточно времени, чтобы быть отмеченным суровой жизнью раба. Супруга Трэля, Тир («рабыня») обладает обгоревшими на солнце руками (10.2), хараткерными для работы на открытом воздухе, а «ступни её ног были в грязи» (10.3), её красный и грязный внешний вид в противоречие женскому идеалу светлой, белой красоте, представленной аристократической Модир ниже. «Нос крючком» (10.5) и измождённые дорогой, или как перевела Каролин Лэррингтон, «кривые» ноги, представлены на обозрение аудитории. Даже делая скидку на разницу в климате между разными местами сюжета песни, голые ноги маловероятны и, скорее, являются повествовательным приёмом показать тело Тир. Тогда как ноги Ньёрда или Стейнгерд привлекают некоторое внимание, древнесеверные тексты не несут сведений о хорошо сложенных ногах, в следствие неуместности и стыда даже частичного обнажения тела . Комментируя отсутствие изображения лег в любовной поэзии XIII века и кеннингах, Гудрун Нордаль пишет, что «руки, глаза и волосы составляли привлекательные части женского тела, тогда как ноги находились вне видимой области. В куртуазной литературе ноги должны быть прикрыты», и всё же автор обнажает ноги Тир, а представленное изображение этой рабыни перевешивается внешностью, состоящей из частей, неуместно обнажённых, перекрученным и искалеченных, обожённых и грязных. Детям-рабам даны унизительные имена (12-13). Сыновей зовут: Хрейм («Лаящий»), Фьоснир («Скотник»), Клур («Уродец»), Клегги («Трудный»?), Кефсир («Жалкий любовник»?), Фульнир («Вонючий»), Друмб («Обрубок»), Дигральди («Жирный»), Дрётт («Хромой»), Хёсвир («Серый»), Лут («Сутулый»), Леггьярди («Длинноногий»?). Дочерей зовут: Друмба («Обрубок»), Кумба («Коренастая»), Эккинкальва («Дурёха»), Аринневья («С орлиным носом»), Исья («Кричащая»), Амбот («Крепостная»), Эйнинтьясна («Пустомеля»?), Тётругхюпья («Оборванка»), Трёнубейна («Кривоногая»). Несколько завися от того, как временами переводят неясные имена, из двадцати одного имени по крайней мере четырнадцать содержат отсылки к уродливому физическому виду. Вместо того, чтобы быть названными согласно их социальной роли, подобно другим детям, большинство детей-рабов распознаётся по своих отрицательным характеристикам, высвечивающим уродливую форму. Более того, многие имена искажены и невнятны, что напоминает нам о том, что члены этого классы были лишены права юридического голоса, самоопределения и власти создавать и управлять собственной идентичностью. Как учит своего читателя Песнь о Риге читать раба? В этом низшем классе высмеиваемая телесность играет ключевую роль к построении идентичности и, в разительном контрасте с другими телами более высоких классов, обсуждаемых ниже, тело раба описывается в своей целостности. Поскольку рабы концептуализировались правовыми кодексами как товары для продажи, за редким исключением не имеющие личного юридического статуса, чести и личных прав, было разрешено не только описывать их обнажённые тела, но и открыто изображать их как искалеченных и уродливых, тогда как подобное действие было наказуемо объявлением вне закона, если направлено против «свободного» тела, как зафиксировано в законах касательно нида («устное оскорбление»). Чрезмерное внимание к их исковерканным внешностям обесчеловечивает трэлей и низводит их на бесправную социальную периферию, где они – физические объекты для осмотра и, как предполагают их имена, последующего осмеяния. Когда речь идёт о среднем классе свободных крестьян, в центре внимания их предметы-символы статуса и одеяния, а не внешность. Мужчина-домовладелец, Афи, хорошо выглядит и опрятно одет: «с чёлкой на лбу, с бородою подстриженной, в узкой рубахе» (15.3-5). Его жена Амма описывается больше посредством её одеяния: «была в безрукавке, на шее платок, убор головной и пряжки наплечные» (16.5-8). Всё описательное внимание сфокусировано на изысканных предметах, которые украшают их тела, значимо – от талии и выше, и даже когда описываются естественные волосы, только то, что они были специально убраны, оправдывает внимание. Поэт описывает ребёнка Карла как «рыжего, румяного с глазами живыми» (21.5-6). Его розоватость и рыжие волосы указывают на силу, которая констрастирует с чернотой Трэля. Значимо, что песня не позволяет свести взгляд с лица Карла, поскольку даже ребёнок среднего класса не должен быть виден голым. Женщина, на которой женится Карл, не описывается посредством телесных подробностей, но мы видим её с болтающимися ключами от хозяйства, одежде из козей шерсти и в свадебном покрывале (23), а её имя, Снёр, «Приёмная дочь», фокусируется на её семейной роли. Эта пара производит сынов с именами: Халь («Человек/Хозяин»), Дренг («Юноша/Воин»), Хёльд («Свободный землевладелец»), Тегн («Вассал»), Смид («Кузнец»), Брейд («Широкий»), Бонди («Крестьянин»), Бундискегги («Заплетёная Борода»), Буи («Житель»), Бодди («Хозяин»?), Братскегг («Длиннобородый») и Сегг («Мужчина/Воин») (24). Дочерей зовут: Снот («Проворная»), Бруд («Невеста»), Сванни («Мудрая»), Сварри («Девица»?), Спракки («Живинка»), Фльод («Женщина»), Спрунд («Решительная»), Виф («Женщина/Жена»), Фейма («Застенчивая»), Ристилль («Отрезающая») (25). Три из двенадцати имён сыновей – это различные обозначения «человека», шесть происходят из трудовых занятий, одно отсылает к силе и два фокусируются на ухоженной хорошо уложенной бороде. Имена дочерей используют слова, обозначающие женщину с разными оттенками смысла, и концентрируются заслуживающих восхищения личностных чертах. Поднятый до своей роли, а не опущенный своей плотью, рабочий класс успешно вырвался за пределы своего тела, и Песнь о Риге несёт сообщение, что этот класс следует читать в первую очередь как социально продуктивных, не телесных, людей. Когда Риг посещает третью пару, Отец сидит над луком, и это именно женщина, Мать, чья внешность привлекает внимание песни. Довольно интересно, прикосновение этой благородной женщины инициировано её собственными глазами: «хозяйка, любуясь нарядом своим, то одежду оправит, то вздёрнет рукав» (28.5-8). Следуя собственному примеру Матери, Песнь о Риге узаконивает прочтение её как физического объекта. Описание фокусируется сперва на её искуссно сделанном наряде, состоящем из убора, броши, длинной накидки и рубашки (29.1-4), а затем переходит на её внешний вид: «брови ярче, а грудь светлее, и шея белее снега чистейшего» (29.5-8). В отличие от Трэля и Тир, плоть Матери – чистейшего белого цвета, и её описание не спускается ниже верхней части её тела. Ребенок Ярл описывается следующим образом: «румяный лицом, а волосы светлые, взор его был, как змеиный, страшен» (34.5-8). Пугающий змеиный взгляд менее распространён, хотя Вёлунд, Оулав Харальдссон и, конечно же, Сигурд Змей-В-Глазу наделяются им. Такие глаза, скорее всего, имеют отношение к мифическому змею, василиску, чей взгляд, обращающий в камень, и гребешок или пятно в форме короны были описаны Плинием (Naturalis Historiæ, viii.78) и Исидором (Etymologiae XII.iv.6) и в многочисленных бестиариях. С одной стороны, такие глаза фантастичны и монструозны, всё же подобно родителям Ярла, которые смотрят друг другу в глаза (27.3-6), или подобно его матери, которая по воле поэта обращает взгляд на себя, Ярл управляет своим взглядом и тем, куда он попадает. Такое описание представляет его как наделённого властью, агрессивного представителя королевской крови, который подвергает других своему холодящему взгляду, отваживающему непрошенный вмешивающийся не в свои дела пристальный взгляд, тогда как угнетённый Трэль и его потомство обесчеловеченные объекты пристального взгляда песни. Наконец, следует отметить, что всё описание Ярла уместно сосредоточено на области головы, наиболее священной части, что, в соответствии с распространённым сценарием Политики Тела, управляет другими членами. Невеста Ярла Эрна, «умная, с белым лицом и тонкими пальцами» (39.5-7), со своими совершенными пальцами – противоположность Трэлю с тёмными толстыми пальцами и его обгоревшей на солнце грязной супруге. Дети названы посредством обращения к семейной роли или положением в роду без отсылок к телам или занятиям: Бур («Мальчик»), Барн («Отпрыск»), Йод («Ребёнок»), Адаль («Качество»), Арви («Наследник»), Мёг («Юноша»), Нид («Потомок»), Нидьюнг («Род»), Сон («Сын»), Свейн («Юнец»), Кунд («Родственник») и Кон («Благородный») (41). Их имена обозначают, что мужская физичность рассматривалась как важная, насколько, насколько дело касалось аристократической идентичности. Знатные дочери отсутствуют в песни, возможно, в следствие ошибки переписчика, заинтересованностью автора продолжить историей юного Кона или потому, что интересы были исчерпаны ролью родственности и властвования, т.е. отношениями, определяемыми по мужской линии, и таким образом, женщины играли роль невест, полученных для укрепления этих отношений, прироста королевских владений и производства мальчиков-наследников. Перекликающаяся природа Песни о Риге наиболее чётко проявляется через тесное соотнесение. В строфах 8, 22 и 35 описывается кривое тело Трэля, тогда как работа Карла на ферме и подгтовка Ярла как знатного воина раскрываются подробно. В строфах 10, 23 и 39, в которых изображены супруги, описывается грязное и обожжёное тело Тир, показаны одеяния домовладычицы Снёр, описаны и изящные пальцы и сияние Эрны, равно как и её мудрость. Но теми, кто представлен пристальному взгляду песни, оказываются мужчины-рабы и рабыни, полностью лишённые власти и социально безголосые, так же аристократичные женщины, которые также, хотя пользясь более уважительными и, возможно, приветствуемыми взглядами в патриархальной обстановке Эдды, ценятся как красивые приобретения и тела, производящие наследников. В целом, в движении от безвластности к власти, персонажи становятся менее телесными. Песнь о Риге предполагает, что бытие чисто физическим существом лишает силы, и это, вероятно, не совпадение, что мудрый бог Риг не получает конкретного физического описания. Вкратце, Песнь о Риге указывает, что тело раба с его подвержденностью болезням, возрасту и работе, характеризуется унизительной мирской телесностью, тогда как идеализированное тело — это то, что преодолевает монотонность, поднимается над биологическими реалиями плоти, иногда включает в себя фантастические физические члены и источает силу. Как пишет Томас Хилл, эта песня «отрицает в явной форме концепцию общей человеческой природы», она отмечает класс рабов как «Иное», нечто меньшее по отношению к свободным людям, и по большей части тело раба унизительно обыгрывается посредством физической телесности. Раб унижается не только через плотскость, но и то, что его тело согнутое и хромое, акцентировано целое тело и его искажения. Интересно, что в неписьменных источниках, дающих ключ к определению человечности, некоторые те же области являются центром внимания, и такой способ «прочтения» тела в законах, касающихся обезображенных детей, подтверждает исследование. Провинциальные норвежские юридические кодексы, которые варьируют во времени от XII до XIII веков, уделяют значительное внимание прочтению детских тел. […] Примеры, рассмотренные в этой работе, указывают на существование твёрдого убеждения, что тело — это нечто, что может быть прочитано и исследовано. Ордалии во Второй песне о Гудрун показывает веру в тело как точный показатель невиновности; причина, кроющаяся за нанесением увечья телам преступников, состояла в том, что сообщество в целом могло и точно оценило их значение. Песнь о Риге уверенно даёт физиогномический расклад для прочтения (и, вероятно, написания) тел определённых классов, а юридические тексты показывают существование устойчивой парадигмы в отношении детей-уродов. […] Вкратце, тело и плоть рассматриваются как обладающие высокой значимостью, но многочисленные случаи обнаруживают возможность того, что тело будет прочитано неточно. Источник: Amy C. Eichhorn-Mulligan. Contextualizing Old Norse – Icelandic Bodies // XIII International Saga Conference | |
Категория: Скандинавия: обряды, обычаи, др. | Добавил: bot (08.12.2010) | |
Просмотров: 816 | Комментарии: 2
| Теги: |
Всего комментариев: 2 | |
| |
Мифы о богах
[39]
Удобная трактовка Старшей Эдды
|
Скандинавия: обряды, обычаи, др. [18] |
юмор
[1]
околосканный стеб
|
www.zemx.ucoz.ru
www.oxygenno.ru
www.scgame.forum24.ru
Суок, думаю тела можно описать, если хочешь, но сверяясь с Библиотекой))